Румянцев Андрей Григорьевич (р. 1938)

ИЗ АВТОБИОГРАФИИ

Есть на Байкале, недалеко от впадения в него Селенги, залив Провал. Он назван так потому, что более ста лет назад во время сильного землетрясения низкая прибрежная степь вдруг «обломилась» и ушла под воду. …Русские деревни оказались на высоком яру, над черным и пугающим заливом. Этих деревень было четыре-пять. Одна из них с не очень красивым названием Шерашово – моя родная обитель. В пору моего детства и юности здесь, как и в соседних прибайкальских селах, был рыболовецкий колхоз, и никто из жителей не представлял для себя и не любил иного дела, кроме рыбалки. Мой отец сидел в конторе бухгалтером, мать считалась разнорабочей, но рыбалка присутствовала не только в их разговорах; они могли в одночасье собраться и уйти на плес, в неводную или сетевую бригаду. А в молодости, до моего рождения, кажется, и рыбачили, как все другие.

Мы, огольцы, привыкли к запаху лодки, причалившей к берегу после ночного лова, и рыбацкой одежды, пропитавшейся брызгами воды и туманом, с той поры, как начали ходить на земле. Малышами начальной школы помогали распутывать сбитое рыбой в клубок полотно невода. Семиклассниками уже сходились в бригаду и жили у плеса, в палатках, ловя рыбу колхозной снастью. В отличие от «большого» невода, который забрасывали взрослые, наш в официальных колхозных отчетах именовался «малым»; мы были «рыбаками малого невода». В девятом-десятом классах парни чувствовали себя уже заправскими ловцами и летом шли во взрослую сетевую бригаду…

Байкальский плес был нашим домом, а извечные рыбацкие заботы – близкими, кровными. Это ощущение я пытался передать в стихах, но, думаю, что многие живые подробности байкальского быта остались вне строк. Они пригодятся для будущих стихотворных, а может быть, и прозаических книг.

В нашей семье было восемь детей. Тут мои родители продолжили традицию рода. Отец вырос в семье, где счет детям был большим – тринадцать, а мать имела восемь братьев и сестер…

В семнадцать лет окрепла моя мечта стать поэтом. Едва получив аттестат зрелости, я послал его вместе с другими документами в Литературный институт имени М. Горького. Об обязательном творческом конкурсе я не знал, и, вероятно, моя попытка поступить в этот вуз, была бы бесполезной. Дело, однако, повернула болезнь отца. Тяжко страдая несколько лет, он предвидел свой близкий конец и сказал: «Далеко отпустить я тебя не могу. Кто тебе поможет? Не мать же с малыми…» Я поехал в Иркутск, в университет.

Теперь я нисколько не жалею, что судьба привела меня именно сюда. В те годы в университете собралась большая группа ребят, «заболевших» писательством. Уже заканчивал учебу Анатолий Преловский, курсом старше занимался Валентин Распутин, с которым мы жили год в одной комнате, попозже пришли Ким Балков, Мэлс Самбуев. Задушевным другом стал для меня Александр Вампилов, с которым мы учились в одной студенческой группе. Все эти люди уже тогда проявили себя как ярко одаренные, и их влияние, прежде всего нравственное, было несомненным.

Первые мои стихи публиковались в иркутских газетах. А в Бурятии, куда я вернулся после окончания университета, они были напечатаны в коллективном сборнике произведений молодых авторов «Здравствуй, жизнь», вышедшем в 1961 году. С тех пор в Улан-Удэ и в Москве вышло несколько книг моих стихов.

Люди, которые помнятся, жизнь, которая радует, огорчает, призывает к любви и труду, - то главное, о чем хочется сказать в новых стихах.